Перейти к содержимому

Носов Н. Н. — Дружок

    Николай Николаевич Носов

    Николай Носов
    Дружок

    Замечательно нам с Мишкой жилось на даче! Вот где было раздолье! Делай что хочешь, иди куда хочешь. Можешь в лес за грибами ходить или за ягодами или купаться в реке, а не хочешь купаться — так лови рыбу, и никто тебе слова не скажет. Когда у мамы кончился отпуск и нужно было собираться обратно в город, мы даже загрустили с Мишкой. Тётя Наташа заметила, что мы оба ходим как в воду опущенные, и стала уговаривать маму, чтоб мы с Мишкой остались ещё пожить. Мама согласилась и договорилась с тётей Наташей, чтоб она нас кормила и всякое такое, а сама уехала.
    Мы с Мишкой остались у тёти Наташи. А у тёти Наташи была собака Дианка. И вот как раз в тот день, когда мама уехала, Дианка вдруг ощенилась: шестерых щенков принесла. Пятеро чёрных с рыжими пятнами и один — совсем рыжий, только одно ухо у него было чёрное. Тётя Наташа увидела щенков и говорит:
    — Чистое наказанье с этой Дианкой! Каждое лето она щенков приносит! Что с ними делать, не знаю. Придётся их утопить.
    Мы с Мишкой говорим:
    — Зачем топить? Они ведь тоже хотят жить. Лучше отдать соседям.
    — Да соседи не хотят брать, у них своих собак полно, — сказала тётя Наташа. — А мне ведь тоже не надо столько собак.
    Мы с Мишкой стали просить:
    — Тётечка, не надо их топить! Пусть они подрастут немножечко, а потом мы сами их кому‑нибудь отдадим.
    Тётя Наташа согласилась, и щеночки остались. Скоро они подросли, стали бегать по двору и лаять: «Тяф! Тяф!» — совсем как настоящие псы. Мы с Мишкой по целым дням играли с ними.
    Тётя Наташа несколько раз напоминала нам, чтоб мы раздали щенков, но нам было жалко Дианку. Ведь она станет скучать по своим детям, думали мы.
    — Зря я вам поверила, — сказала тётя Наташа. — Теперь я вижу, что все щенки останутся у меня. Что я буду делать с такой оравой собак? На них одного корму сколько надо!
    Пришлось нам с Мишкой браться за дело. Ну и помучились же мы! Никто не хотел брать щенков. Несколько дней подряд мы таскали их по всему посёлку и насилу пристроили трех щенков. Ещё двоих мы отнесли в соседнюю деревню. У нас остался один щенок, тот, который был рыжий с черным ухом. Нам он больше всех нравился. У него была такая милая морда и очень красивые глаза, такие большие, будто он всё время чему‑нибудь удивлялся. Мишка никак не хотел расставаться с этим щенком и написал своей маме такое письмо:
    «Милая мамочка! Разреши мне держать щеночка маленького. Он очень красивый, весь рыжий, а ухо чёрное, и я его очень люблю. А я тебя всегда буду слушаться, и буду хорошо учиться, и щеночка буду учить, чтоб из него выросла хорошая, большая собака».
    Мы назвали щеночка Дружком. Мишка говорил, что купит книжку о том, как дрессировать собак, и будет учить Дружка по книжке.
    Прошло несколько дней, а от Мишкиной мамы так и не пришло ответа. То есть пришло письмо, но в нём совсем ничего про Дружка не было. Мишкина мама писала, чтобы мы приезжали домой, потому что она беспокоится, как мы тут живём одни.
    Мы с Мишкой в тот же день решили ехать, и он сказал, что повезёт Дружка без разрешения, потому что он ведь не виноват, раз письмо не дошло.
    — Как же вы повезёте своего щенка? — спросила тётя Наташа. — Ведь в поезде не разрешают возить собак. Увидит проводник и оштрафует.
    — Ничего, — говорит Мишка, — мы его в чемодан спрячем, никто и не увидит.
    Мы переложили из Мишкиного чемодана все вещи ко мне в рюкзак, просверлили в чемодане дырки гвоздём, чтоб Дружок в нём не задохнулся, положили туда краюшку хлеба и кусок жареной курицы на случай, если Дружок проголодается, а Дружка посадили в чемодан и пошли с тётей Наташей на станцию.
    Всю дорогу Дружок сидел в чемодане молча, и мы были уверены, что довезём его благополучно. На станции тётя Наташа пошла взять нам билеты, а мы решили посмотреть, что делает Дружок. Мишка открыл чемодан. Дружок спокойно лежал на дне и, задрав голову кверху, жмурил глаза от света.
    — Молодец Дружок! — радовался Мишка. — Это такой умный пёс!.. Понимает, что мы его везём тайком.
    Мы погладили Дружка и закрыли чемодан. Скоро подошёл поезд. Тётя Наташа посадила нас в вагон, и мы попрощались с ней. В вагоне мы выбрали для себя укромное местечко. Одна лавочка была совсем свободна, а напротив сидела старушка и дремала. Больше никого не было. Мишка сунул чемодан под лавку. Поезд тронулся, и мы поехали.

    ***

    Сначала всё шло хорошо, но на следующей станции стали садиться новые пассажиры. К нам подбежала какая‑то длинноногая девчонка с косичками и затрещала как сорока:
    — Тётя Надя! Дядя Федя! Идите сюда! Скорее, скорее, здесь места есть!
    Тётя Надя и дядя Федя пробрались к нашей лавочке.
    — Сюда, сюда! — трещала девчонка. — Садитесь! Я вот здесь сяду с тётей Надечкой, а дядечка Федечка пусть сядет рядом с мальчиками.
    — Не шуми так, Леночка, — сказала тётя Надя. И они вместе сели напротив нас, рядом со старушкой, а дядя Федя сунул свой чемодан под лавку и сел рядом с нами.
    — Ой, как хорошо! — захлопала в ладоши Леночка. — С одной стороны три дяденьки сидят, а с другой — три тётеньки.
    Мы с Мишкой отвернулись и стали смотреть в окно. Сначала всё было тихо, только колеса постукивали. Потом под лавкой послышался шорох и начало что‑то скрестись, словно мышь.
    — Это Дружок! — зашептал Мишка. — А что, если проводник придёт?
    — Ничего, может быть, он и не услышит.
    — А если Дружок лаять начнёт?
    Дружок потихоньку скрёбся, будто хотел проскрести в чемодане дырку.
    — Ай, мамочка, мышь! — завизжала эта егоза Леночка и стала поджимать под себя ноги.
    — Что ты выдумываешь! — сказала тётя Надя. — Откуда тут мышь?
    — А вот послушай! Послушай!
    Тут Мишка изо всех сил стал кашлять и толкать чемодан ногой. Дружок на минуту успокоился, потом потихоньку заскулил. Все удивлённо переглянулись, а Мишка поскорей стал тереть по стеклу пальцем так, чтоб стекло визжало. Дядя Федя посмотрел на Мишку строго и сказал:
    — Мальчик, перестань! Это на нервы действует.
    В это время сзади кто‑то заиграл на гармошке, и Дружка не стало слышно. Мы обрадовались. Но гармошка скоро утихла.
    — Давай будем песни петь! — шепчет Мишка.
    — Неудобно, — говорю я.
    — Ну, давай громко стихи читать.
    — Ну, давай. Начинай.
    Из‑под лавки раздался писк. Мишка закашлял и поскорее начал стихи.

    Травка зеленеет, солнышко блестит,
    Ласточка с весною в сени к нам летит.

    В вагоне раздался смех. Кто‑то сказал:
    — На дворе скоро осень, а у нас тут весна начинается!
    Леночка стала хихикать и говорить:
    — Какие мальчишки смешные! То скребутся, как мыши, то по стеклу пальцами скрипят, то стихи читают.
    Но Мишка ни на кого не обращал внимания. Когда это стихотворение кончилось, он начал другое и отбивал такт ногами:

    Как мой садик свеж и зелен!
    Распустилась в нём сирень.
    От черёмухи душистой
    И от лип кудрявых тень.

    — Ну, вот и лето пришло: сирень, видите ли, распустилась! — шутили пассажиры.
    А у Мишки без всякого предупреждения грянула зима:

    Зима!.. Крестьянин, торжествуя,
    На дровнях обновляет путь;
    Его лошадка, снег почуя,
    Плетётся рысью как‑нибудь…

    А потом почему‑то всё пошло шиворот‑навыворот и после зимы наступила вдруг осень:

    Скучная картина!
    Тучи без конца.
    Дождик так и льётся,
    Лужи у крыльца.

    Тут Дружок жалобно завыл в чемодане, и Мишка закричал что было силы:

    Что ты рано в гости,
    Осень, к нам пришла?
    Ещё просит сердце
    Света и тепла!

    Старушка, которая дремала напротив, проснулась, закивала головой и говорит:
    — Верно, деточка, верно! Рано осень к нам пришла. Ещё ребятишкам погулять хочется, погреться на солнышке, а тут осень! Ты, миленький, хорошо стишки говоришь, хорошо!
    И она принялась гладить Мишку по голове. Мишка незаметно толкнул меня под лавкой ногой, чтоб я продолжал чтение, а у меня, как нарочно, все стихи выскочили из головы, только одна песня вертелась. Недолго раздумывая я гаркнул что было силы на манер стихов:

    Ах вы сени, мои сени!
    Сени новые мои!
    Сени новые, кленовые, решётчатые!

    Дядя Федя поморщился:
    — Вот наказание! Ещё один исполнитель нашёлся!
    А Леночка надула губки и говорит:
    — Фи! Нашёл что читать! Какие‑то сени!
    А я отбарабанил эту песню два раза подряди принялся за другую:

    Сижу за решёткой, в темнице сырой,
    Вскормленный в неволе орёл молодой…

    — Вот бы тебя засадить куда‑нибудь, чтоб ты не портил людям нервы! — проворчал дядя Федя.
    — Ты не волнуйся, — говорила ему тётя Надя. — Ребята стишки повторяют, что тут такого!
    Но дядя Федя всё‑таки волновался и тёр рукой лоб, будто у него голова болела. Я замолчал, но тут Мишка пришёл на помощь и стал читать с выражением:

    Тиха украинская ночь.
    Прозрачно небо, звезды блещут…

    — О! — засмеялись в вагоне. — На Украину попал! Куда‑то ещё залетит?
    На остановке вошли новые пассажиры.
    — Ого, да тут стихи читают! Весело будет ехать.
    А Мишка уже путешествовал по Кавказу:

    Кавказ подо мною, один в вышине
    Стою над снегами у края стремнины…

    Так он объехал чуть ли не весь свет и попал даже на Север. Там он охрип и снова стал толкать меня под лавкой ногой. Я никак не мог припомнить, какие ещё бывают стихи, и опять принялся за песню:

    Всю‑то я вселенную проехал.
    Нигде я милой не нашёл…

    Леночка засмеялась:
    — А этот все какие‑то песни читает!
    — А я виноват, что Мишка все стихи перечитал? — сказал я и принялся за новую песню:
    Голова ль ты моя удалая,
    Долго ль буду тебя я носить?
    — Нет, братец, — проворчал дядя Федя, — если будешь так донимать всех своими стихами, то не сносить тебе головы!
    Он опять принялся тереть рукой лоб, потом взял из‑под лавки чемодан и вышел на площадку.
    Поезд подходил к городу. Пассажиры зашумели, стали брать свои вещи и толпиться у выхода. Мы тоже схватили чемодан и рюкзак и стали пролезать на площадку. Поезд остановился. Мы вылезли из вагона и пошли домой. В чемодане было тихо.
    — Смотри, — сказал Мишка, — когда не надо, так он молчит, а когда надо было молчать, он всю дорогу скулил.
    — Надо посмотреть — может, он там задохнулся? — говорю я.
    Мишка поставил чемодан на землю, открыл его… и мы остолбенели: Дружка в чемодане не было! Вместо него лежали какие‑то книжки, тетради, полотенце, мыло, очки в роговой оправе, вязальные спицы.
    — Что это? — говорит Мишка. — Куда же Дружок делся?
    Тут я понял, в чём дело.
    — Стой! — говорю. — Да это ведь не наш чемодан!
    Мишка посмотрел и говорит:
    — Верно! В нашем чемодане были дырки просверлены, и потом, наш был коричневый, а этот рыжий какой‑то. Ах я разиня! Схватил чужой чемодан!
    — Бежим скорей обратно, может быть, наш чемодан так и стоит под лавкой, — сказал я.
    Прибежали мы на вокзал. Поезд ещё не ушёл. А мы забыли, в каком вагоне ехали. Стали бегать по всем вагонам и заглядывать под лавки. Обыскали весь поезд. Я говорю:
    — Наверно, его забрал кто‑нибудь.
    — Давай ещё раз пройдём по вагонам, — говорит Мишка.
    Мы ещё раз обыскали все вагоны. Ничего не нашли. Стоим с чужим чемоданом и не знаем, что делать. Тут пришёл проводник и прогнал нас.
    — Нечего, — говорит, — по вагонам шнырять!
    Пошли мы домой. Я зашёл к Мишке, чтобы выгрузить из рюкзака его вещи. Мишкина мама увидела, что он чуть не плачет, и спрашивает:
    — Что с тобой?
    — Дружок пропал!
    — Какой дружок?
    — Ну, щенок. Не получала письма разве?
    — Нет, не получала.
    — Ну вот! А я писал.
    Мишка стал рассказывать, какой хороший был Дружок, как мы его везли и как он потерялся. Под конец Мишка расплакался, а я ушёл домой и не знаю, что было дальше.

    ***

    На другой день Мишка приходит ко мне и говорит:
    — Знаешь, теперь выходит — я вор!
    — Почему?
    — Ну, я ведь чужой чемодан взял.
    — Ты ведь по ошибке.
    — Вор тоже может сказать, что он по ошибке.
    — Тебе ведь никто не говорит, что ты вор.
    — Не говорит, а всё‑таки совестно. Может быть, тому человеку этот чемодан нужен. Я должен вернуть.
    — Да как же ты найдёшь этого человека?
    — А я напишу записки, что нашёл чемодан, и расклею по всему городу. Хозяин увидит записку и придёт за своим чемоданом.
    — Правильно! — говорю я.
    — Давай записки писать.
    Нарезали мы бумаги и стали писать:
    «Мы нашли чемодан в вагоне. Получить у Миши Козлова. Песчаная улица, № 8, кв. 3».
    Написали штук двадцать таких записок. Я говорю:
    — Давай напишем ещё записки, чтоб нам вернули Дружка. Может быть, наш чемодан тоже кто‑нибудь по ошибке взял.
    — Наверно, его тот гражданин взял, который с нами в поезде ехал, — сказал Мишка.
    Нарезали мы ещё бумаги и стали писать:
    «Кто нашёл в чемодане щенка, очень просим вернуть Мише Козлову или написать по адресу: Песчаная улица, № 8, кв. 3».
    Написали и этих записок штук двадцать и пошли их по городу расклеивать. Клеили на всех углах, на фонарных столбах… Только записок оказалось мало. Мы вернулись домой и стали ещё записки писать. Писали, писали — вдруг звонок. Мишка побежал открывать. Вошла незнакомая тётенька.
    — Вам кого? — спрашивает Мишка.
    — Мишу Козлова.
    Мишка удивился: откуда она его знает?
    — А зачем?
    — Я, — говорит, — чемодан потеряла.
    — А! — обрадовался Мишка. — Идите сюда. Вот он, ваш чемодан.
    Тётенька посмотрела и говорит:
    — Это не мой.
    — Как — не ваш? — удивился Мишка.
    — Мой был побольше, чёрный, а этот рыжий.
    — Ну, тогда вашего у нас нет, — говорит Мишка. — Мы другого не находили. Вот когда найдём, тогда пожалуйста.
    Тётенька засмеялась и говорит:
    — Вы не правильно делаете, ребята. Чемодан надо спрятать и никому не показывать, а если придут за ним, то вы сначала спросите, какой был чемодан и что в нём лежало. Если вам ответят правильно, тогда отдавайте чемодан. А так ведь вам кто‑нибудь скажет: «Мой чемодан» — и заберёт, а это и не его вовсе. Всякие люди бывают!
    — Верно! — говорит Мишка. — А мы и не сообразили!
    Тётенька ушла.
    — Вот видишь, — говорит Мишка, — сразу подействовало! Не успели мы записки наклеить, а люди уже приходят. Ничего, может быть, и Дружок найдётся!
    Мы спрятали чемодан под кровать, но в этот день к нам больше никто не пришёл. Зато на другой день у нас перебывало много народу. Мы с Мишкой даже удивлялись, как много людей теряют свои чемоданы и разные другие вещи. Один гражданин забыл чемодан в трамвае и тоже пришёл к нам, другой забыл в автобусе ящик с гвоздями, у третьего в прошлом году пропал сундук — все шли к нам, как будто у нас было бюро находок. С каждым днём приходило все больше и больше народу.
    — Удивляюсь! — говорил Мишка. — Приходят только те, у которых пропал чемодан или хотя бы сундук, а те, которые нашли чемодан, преспокойно сидят дома.
    — А чего им беспокоиться? Кто потерял, тот ищет, а кто нашёл, чего ему ещё ходить?
    — Могли бы хоть письмо написать, — говорит Мишка. — Мы бы сами пришли.

    ***

    Один раз мы с Мишкой сидели дома. Вдруг кто‑то постучал в дверь. Мишка побежал отворять. Оказалось, почтальон. Мишка радостный вбежал в комнату с письмом в руках.
    — Может быть, это про нашего Дружка! — сказал он и стал разбирать на конверте адрес, который был написан неразборчивыми каракулями.
    Весь конверт был усеян штемпелями и наклейками с надписями.
    — Это не нам письмо, — сказал наконец Мишка. — Это маме. Какой‑то шибко грамотный человек писал. В одном слове две ошибки сделал: вместо «Песчаная» улица написал «Печная». Видно, письмо долго по городу ходило, пока куда надо дошло… Мама! — закричал Мишка. — Тебе письмо от какого‑то грамотея!
    — Что это за грамотей?
    — А вот почитай письмо.
    Мама разорвала конверт и стала читать вполголоса:
    — «Милая мамочка! Разреши мне держать щеночка маленького. Он очень красивый, весь рыжий, а ухо чёрное, и я его очень люблю…» Что это? — говорит мама. — Это ведь ты писал!
    Я засмеялся и посмотрел на Мишку. А он покраснел как варёный рак и убежал.

    ***

    Мы с Мишкой потеряли надежду отыскать Дружка, но Мишка часто вспоминал о нём:
    — Где он теперь? Какой у него хозяин? Может быть, он злой человек и обижает Дружка? А может быть, Дружок так и остался в чемодане и погиб там от голода? Пусть бы мне не вернули его, а только хоть бы сказали, что он живой и что ему хорошо!
    Скоро каникулы кончились, и пришла пора идти в школу. Мы были рады, потому что очень любили учиться и уже соскучились по школе. В этот день мы встали рано‑рано, оделись во все новое и чистое. Я пошёл к Мишке, чтоб разбудить его, и встретился с ним на лестнице. Он как раз шёл ко мне, чтобы разбудить меня.
    Мы думали, что в этом году с нами будет заниматься Вера Александровна, которая учила нас в прошлом году, но оказалось, что у нас теперь будет совсем новая учительница, Надежда Викторовна, так как Вера Александровна перешла в другую школу. Надежда Викторовна дала нам расписание уроков, сказала, какие учебники будут нужны, и стала вызывать нас всех по журналу, чтоб познакомиться с нами. А потом спросила:
    — Ребята, вы учили в прошлом году стихотворение Пушкина «Зима»?
    — Учили! — загудели все хором.
    — Кто помнит это стихотворение?
    Все ребята молчали. Я шепчу Мишке:
    — Ты ведь помнишь?
    — Помню.
    — Так поднимай руку!
    Мишка поднял руку.
    — Ну, выходи на середину и читай, — сказала учительница.
    Мишка подошёл к столу и начал читать с выражением:

    Зима!.. Крестьянин, торжествуя,
    На дровнях обновляет путь;
    Его лошадка, снег почуя,
    Плетётся рысью как‑нибудь…

    Он читал все дальше и дальше, а учительница сначала смотрела на него пристально, потом наморщила лоб, будто вспоминала что‑то, потом вдруг протянула к Мишке руку и говорит:
    — Постой, постой! Я вспомнила: ты ведь тот мальчик, который ехал в поезде и всю дорогу читал стихи? Верно?
    Мишка сконфузился и говорит:
    — Верно.
    — Ну, садись, а после уроков зайдёшь ко мне в учительскую.
    — А стихи не надо кончать? — спросил Мишка.
    — Не надо. Я и так вижу, что ты знаешь.
    Мишка сел и принялся толкать меня под партой ногой:
    — Это она! Та тётенька, которая с нами в поезде ехала. Ещё с нею была девчонка Леночка и дяденька, который сердился. Дядя Федя, помнишь?
    — Помню, — говорю. — Я её тоже узнал, как только ты стихи стал читать.
    — Ну, что теперь будет? — беспокоился Мишка. — Зачем она меня в учительскую вызвала? Наверно, достанется нам за то, что мы тогда шумели в поезде!
    Мы с Мишкой так волновались, что не заметили даже, как занятия кончились. Последними вышли из класса, и Мишка пошёл в учительскую. Я остался ждать его в коридоре. Наконец он оттуда вышел.
    — Ну, что тебе учительница сказала? — спрашиваю я.
    — Оказывается, мы её чемодан взяли, то есть не её, а того дяденьки. Но это всё равно. Она спросила, не взяли ли мы по ошибке чужой чемодан. Я сказал, что взяли. Она стала расспрашивать, что в этом чемодане было, и узнала, что это их чемодан. Она велела сегодня же принести ей чемодан и дала адрес.
    Мишка показал мне бумажку, на которой был записан адрес. Мы поскорей пошли домой, взяли чемодан и отправились по адресу.
    Нам открыла дверь Леночка, которую мы видели в поезде.
    — Вам кого? — спросила она.
    А мы забыли, как звать учительницу.
    — Постойте, — говорит Мишка. — Вот тут на бумажке записано… Надежду Викторовну.
    Леночка говорит:
    — Вы, наверно, чемодан принесли?
    — Принесли.
    — Ну, заходите.
    Она привела нас в комнату и закричала:
    — Тётя Надя! Дядя Федя! Мальчики чемодан принесли!
    Надежда Викторовна и дядя Федя вошли в комнату. Дядя Федя открыл чемодан, увидел свои очки и сразу надел их на нос.
    — Вот они, мои любимые старые очки! — обрадовался он. — Как хорошо, что они нашлись! А то я к новым очкам никак не могу привыкнуть.
    Мишка говорит:
    — Мы ничего не трогали. Все ждали, когда хозяин отыщется. Мы даже везде объявления наклеили, что нашли чемодан.
    — Ну вот! — сказал дядя Федя. — А я никогда не читаю объявлений на стенах. Ну ничего, в следующий раз буду умнее — всегда буду читать.
    Леночка куда‑то ушла, а потом вернулась в комнату, а за ней бежал щенок. Он был весь рыжий, только одно ухо у него было чёрное.
    — Смотри! — прошептал Мишка. Щенок насторожился, приподнял своё ухо и поглядел на нас.
    — Дружок! — закричали мы.
    Дружок завизжал от радости, кинулся к нам, принялся прыгать и лаять. Мишка схватил его на руки:
    — Дружок! Верный мой пёс! Значит, ты не забыл нас?
    Дружок лизал ему щеки, а Мишка целовал его прямо в морду. Леночка смеялась, хлопала в ладоши и кричала:
    — Мы его в чемодане с поезда принесли! Мы по ошибке ваш чемодан взяли. Это все дядечка Федечка виноват!
    — Да, — сказал дядя Федя, — это моя вина. Я первый взял ваш чемодан, а потом уж вы мой взяли.
    Они отдали нам чемодан, в котором Дружок ехал в поезде. Леночка, видно, очень не хотела расставаться с Дружком. На глазах у неё даже слезы были. Мишка сказал, что на следующий год у Дианки снова будут щенки, тогда мы выберем самого красивого и привезём ей.
    — Обязательно привезите, — сказала Леночка. Мы попрощались и вышли на улицу. Дружок сидел на руках у Мишки, вертел во все стороны головой, и глаза у него были такие, будто он всему удивлялся. Наверно, Леночка всё время держала его дома и ничего ему не показывала.
    Когда мы подошли к дому, у нас на крыльце сидели две тётки и дядька. Они, оказывается, нас ждали.
    — Вы, наверно, за чемоданом пришли? — спросили мы их.
    — Да, — сказали они. — Это вы те ребята, которые чемодан нашли?
    — Да, это мы, — говорим мы. — Только никакого чемодана у нас теперь нет. Уже нашёлся хозяин, и мы отдали.
    — Так вы бы поснимали свои записки, а то только людей смущаете. Приходится из‑за вас даром время терять!
    Они поворчали и разошлись. А мы с Мишкой в тот же день обошли все места, где наклеили записки, и ободрали их.

    Книжная полка

    Понравилось? Оцени!

    Добавить комментарий

    Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *